Инспектор ливней и снежных бурь - Генри Дэвид Торо

мы в движении. Труды, написанные в результате сидячей жизни, представляют собой нечто механическое, безжизненное, и читать их скучно.

Трава высоко на пастбищах высохла и превратилась в сено. Времена года не прекращают ни на минуту свое круговращение, поэтому Природа отдыхает в точке апогея не дольше, чем в какой-нибудь другой. Если вы не выйдете на свежий воздух в нужный момент, лето может пройти, а вы и не увидите его. Как много времени занимают весна и осень! И сколь краток тот промежуток, который можно назвать летом! Трава только выросла и уже начинает жухнуть. Природа сама очень страдает от засухи. Кажется, она потратила все силы, чтобы дать этим хлебам вызреть.

Самый невнимательный человек, гуляя, способен понять, как зародилась геология. Округлые склоны удаленных от моря холмов и мысов с такой очевидностью свидетельствуют о воздействии воды, словно эта работа завершилась лишь вчера. Он замечает это краем глаза во время прогулки и вновь забывает эти мысли. И еще: равнины прерий и луга более позднего происхождения, морские раковины, которые находят на вершинах гор. Геологи тщательно и упорно исследуют все эти. свидетельства и создают свои тонко разработанные теории.

* Пусть сапожник судит не выше сапога (лат.).

Сейчас развелось очень много щеглов, хотя летают они поодиночке.

Что, если бы человек всерьез решил вспомнить и сохранить мысли, которые ему приходили в голову, и сделал бы это разумно? А как многих из них сейчас уже не вернуть! Вот и приходится призывать на помощь соседей.

Мне не нравится, когда названия штатов дают птицам, цветам, встречающимся в каждом из них, к примеру мэрилендский соловей, и так далее и так далее. Слова Canadenses и Virginicas все-таки большей частью приемлемы, поскольку, по крайней мере, имеют исторические и природные причины на существование. Некоторые растения произрастают только в Канаде, но гораздо большее их число распространено к югу от нее. А Виргиния, как называлось первоначально все атлантическое побережье, имеет некоторое право представлять Юг.

Плоды восковника у ручья Нат-Медоу уже желтовато-зеленые, но еще не маслянистые на ощупь.

Я пока еще не нашел специального названия для небольших наростов на дубе, с красными полосками и пятнышками.

Сейчас пойду за красивыми красными коробочками, или стручками Hypericum Canadense*.

Вдоль Мальборо-роуд готовится расцвести белый золотарник.

Синицы и сойки поют без умолку. Пение сверчка не слишком приятно для слуха. Его нелегко увидеть.

Я чувствую, что мои знания становятся год от года все более четкими и научными, а поле зрения, широкое, как небесный свод, сузилось до пределов видимости микроскопа. Я вижу детали, но не целоеили тень целого. Я считаю части и говорю: Я знаю. Сейчас сухой воздух над полями возле сосновых лесов наполнен стрекотанием сверчков.

Сегодня мы сняли первый арбуз. У Мальборо-роуд видел покрытые многочисленными прожилками листья Neottia pubescens, или гудайеры пушистой. Мне очень нравится это последнее название, хотя человека скучного или любителя софизмов нелегко было бы убедить в его точности**. Нам нужно название, которое выразило бы загадочный характер его удивительных листьев. Такой рисунок, которому люди подражают в вышивках, неизъяснимо приятен для глаз, как будто он отвечает своему назначению только тогда, когда попадет на глаза человеку. Лист, покрытый сеткой прожилок и видимый лишь с одной стороны, неприметные мелочи, заставляющие нас остановиться во время прогулки по лесу, пленяют наш взгляд.

На откосе дороги, в осыпающемся песке нашел пчелиное или осиное гнездо диаметром четыре дюйма. Оно словно слеплено из чешуек, сделанных из оберточной бумаги в полоску. Неужели человек сперва изобрел бумагу, а затем обнаружил, что нечто подобное делают осы, а не позаимствовал у них эту идею?

Бумажные березы вдоль дороги к ферме Дейкинза. Береста ободрана, кора омертвела и отделяется от ствола; растет новая кора.

На купене уже есть плоды – ягоды, все в мелких красных точечках.

Я знаю одно необычное имя, очень удачно выбранное, – Бастер Кендал. Возле озер и рек воздух напоен ароматом клетры. Трава в низинах, которые зимой затопляются, короткая, густая и все еще зеленая; тут и там видны пучки травы, как будто их выщипали коровы.

Маленький лохматый подсолнух на обочине дороги между бумажной березой и Белым прудом – Helianthus divahcatus.

* Зверобой канадский (лат.).

** Гудайера пушистая – rattlesnake-plantain (буке, гремучая змея + подорожник).

6 сент. На днях встретил Сэма X.58, который шел по железнодорожной колее между станцией и проселочной дорогой. Это что-то новое: раньше я не видел, чтобы он проходил там, хотя по железной дороге можно намного сократить путь. Потом мне пришло в голову, что я вообще не встречал м-ра X. на железнодорожном пути, а ходит он каждый день; более того, он такой педант, что даже представить себе невозможно, чтобы он шел по полотну. Так люди сами готовят для себя смирительные рубашки. Он не смог бы сделать ничего такого, что не было бы санкционировано давней традицией, а поскольку люди на своих сходах испокон веку голосовали за то, чтобы ходить по общественным дорогам, он этого неизменно и придерживается. Наверняка он считает неподобающим для себя, а то и просто неприличным ходить по железнодорожному пути, к тому же это запрещено железнодорожными компаниями! Я уверен, что он шел не по железнодорожному полотну, а лишь по тому пути, который проложили до него тысячи пионеров. Я остановился посмотреть, что он будет дальше делать. Он свернул с полотна прямо на проселочную дорогу и продолжал свой путь. Проходящий мимо поезд никогда не застигнет его на дороге. Какую часть жизни люди тратят на то, чтобы поддержать общественные институты и внушить к ним уважение. Они-то и платят самые большие налоги. По-видимому, некоторые из наших бесценных институтов держатся лишь благодаря чрезвычайным усилиям некоторых добровольцев-спартанцев. Всегда можно найти людей – особенно среди тех, кого породили теперешние наши институты, – обладающих врожденным инстинктом понимать их. Они, по сути дела, живут за счет денег, которые для этой цели собирает общество, или получают пособие, и жизнь их кажется синекурой – но не является таковой. Неписаные законы – самые строгие правила. А они требуют, чтобы эти люди носили определенную одежду. Сколько у нас развелось господ, чье единственное занятие – а это далеко не синекура – состоит в том, чтобы удерживать свой высокий пост и одновременно поддерживать незыблемость многочисленных институтов, без которых нам просто не обойтись!

Применение в пищу многих дикорастущих растений, о чем пишут ботаники, например, Кальм из Кап-оз-Уэкса на реке Святого Лаврентия, а именно, подорожника, ночной фиалки, растущей по берегам рек, восковника и так далее, и тому подобное, поначалу заставляет нас почувствовать себя несколько обделенными, потому что мы никогда их не ели, но в действительности открывает нам наши исключительные возможности и показывает, до каких крайностей может довести человека голод. Никто ведь не будет выкапывать эти растения на морском берегу, если он живет так же хорошо, как мы.

1 окт. 5 часов дня. Только что посадил в поезд, идущий в Канаду, беглого раба, который взял себе имя Генри Уильяме. Он бежал из Стэффордского графства, штат Виргиния, в Бостон в октябре прошлого года, а последнее время скрывался на ферме Шадраха близ корн-хиллской харчевни. Через посредника он писал своему хозяину, который является его отцом, прося о выкупе. Хозяин запрашивал шестьсот долларов, он же смог достать лишь пятьсот. Слышал о том, что есть судебные предписания на поимку двух Уильямсов, беглых рабов. Его знакомые – один слуга, как и он, другой – человек, у которого он работал, – сообщили ему, что в его отсутствие о нем спрашивали Огерхоул Бернс и еще кто-то из полиции. Вчера вечером он. отправился в Конкорд пешком и принес письмо, адресованное нашей семье от м-ра Лавджоя из Кембриджа, и еще одно, которое раньше по какому-то случаю дал ему Гаррисон. Он жил у нас, пока мы собирали деньги, чтобы можно было переправить его дальше. Я собирался отправить